возвращаемся домой, заходим в вагон, садимся. в другом конце вагона сидит долговязый мужик лет 30-35 в белых брюках и полурастегнутой рубашке, тоже белой. похож на гуся. какое-то время он молчит, как и все, а потом встает с места и начинает ходить по вагону и кричать песни про войну и вину. ходит смешно: ни то в присядочку, ни то подпрыгивая - забавно, в общем. я стоически пытаюсь не улыбаться, глядя на чересчур серьезные и хмурые лица сидящих напротив. )
на Гагаринской заходит народ и Гусь начинает голосить все громче и громче, а лица сидящих напротив становятся все суровее и суровее. меня пробивает на улыбку: у одной девушки начался нервный тик - казалось, она сейчас воткнет что-нибудь в глотку бедного Гуся. к тому же ее скорее всего все бы поддержали. х))
то есть приблизительно можно представить себе картину: долговязый Гусь с идиотской лыбой ходит и веселит народ, а народ мало того что не веселится - народ сидит с суровой физией, хмурится и хочет дать Гусю пизды. вагон молчит. изредка тихие "хи-хи".
в итоге душераздирающая песня про войну и вину закончилась, и товарищ присел рядом с нами, запев что-то новое. Ане это надоело, и на следующей станции мы пошли в другой вагон. последнее, что мы услышали, выходя из того вагона, было очень серьезно и... драматично, что ли:
- значит...
пауза. вагон замер.
- Людмила Гурченко это была моя бабушка.
и тут нас пробивает на дикий гогот.
никогда не забуду этой поездки.